Список форумов ФОРУМ. СТАРАТЕЛЬ. СОМ ФОРУМ. СТАРАТЕЛЬ. СОМ
ЛИТЕРАТУРНО ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ФОРУМ
 
 FAQFAQ   ПоискПоиск   ПользователиПользователи   ГруппыГруппы   РегистрацияРегистрация 
 ПрофильПрофиль   Войти и проверить личные сообщенияВойти и проверить личные сообщения   ВходВход 

Павич и не только.

 
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов ФОРУМ. СТАРАТЕЛЬ. СОМ -> Любимая проза
Предыдущая тема :: Следующая тема  
Автор Сообщение
Крошка_ру



Зарегистрирован: 29.04.2007
Сообщения: 5000

СообщениеДобавлено: Sun Apr 26, 2009 9:58 am    Заголовок сообщения: Павич и не только. Ответить с цитатой

Долгое ночное плавание.

Красивый, как икона, и по уши в крови, как сапог, Павле Шелковолосый вышел на большую дорогу. Он бесчинствовал в трех государствах, захватывая караваны с пряностями и воруя скот. Как-то в субботу один купец сунул ему в рот ружье и выстрелил, но ружье дало осечку, и лишь опалило Павле язык. С тех пор он не различал вкус, и ему было безразлично, держит ли он во рту женскую грудь или фасоль с огурцами. Рыбу он чистил и жарил, не убивая, и, насаженная на саблю, она трепыхалась над огнем еще живая, и ходил всегда с торчащим наружу концом, потому что поклялся вернуть его в штаны только тогда, когда вернет в ножны саблю.
На Юрьев день он наелся хлеба и сыра и стал ждать, в какие мысли превратятся в нем этот хлеб и сыр, потому что мужчина может создавать мысль только из сыра и хлеба.
В тот день он встретился с пастушкой Велучей, она жила с матерью и сестрами, и мужчину встречала только на дукатах. Когда она увидела Павле, ей показалось, что ей улыбается солнце. Огромная и незнакомая душа стояла перед ней, распятая на сторонах света, как растянутая шкура, и пустая, как ночь. Она глянула в его улыбку и спросила, как его зовут, и это было последним, что она в жизни видела и слышала. Он ударил ее прикладом и тут же овладел ею, подобно тому, как ел рыбу полуживой. Утром того же дня продал ее на один из кораблей, которые возят доступных женщин из порта в порт, и ушел за той самой улыбкой, которая светится во мраке, а Велучу никогда больше не видел. Девушка осталась обезумевшей от ужаса, от пробудившейся страсти и страха, а от удара – слепой и глухой на всю жизнь.
Мужчины любят зрением, а женщины слухом, тем не менее глухая Велуча любила лучше, чем другие. Приходившие на судно все чаще требовали именно ее, и молва о ней ширилась быстрее, чем двигалось судно. Она не замечала ничего вокруг и продолжала оставаться самой желанной. Лишь спустя долгое время она сказала – чудная эта деревня, все подвалы под землей, а улиц на солнце почти и нет, должно быть, оттого все так качается.
Когда ей объяснили, сунув ее руку в морскую воду, что живет она на судне, Велуча по прежнему не выражала беспокойства, только ей снилось, что ее уши, как бабочки, отделившись от головы, летят на сушу, чтобы принести ей чей-то голос или имя. Иногда она играла на свирели, но свирель давно не издавала ни звука, ни писка. Говорила мало, будто боялась, что со словами из нее вытечет кровь. Было одно исключение. Она утверждала, что ветры, раскачивавшие их судно, могут сделать ребенка. Таких, как Велуча – говорили другие девушки – в каждом ветре ждет любовник и от любого ветра она может зачать, и девушки с ужасом слушали, как она молит о том, чего все они так боялись.
Но тщетно. На шести языках и трех диалектах ею нарасхват пользовались солдаты, и под градом противостоящих друг другу грамматик, женское судно единственное никогда не спускало флага. В Герцег-Нови Велуча заработала свою первую болезнь, которая разрушала то, чего у нее не было – слух, а на Сицилии вторую – болезнь глаз, смертельную для тех, кто видит. Кроме глухой Велучи все слышали весть о том, что Шелковолосый Павле погиб и что один турок ездит верхом со стременами, сделанными из его волос.
Как-то один из гостей потребовал, чтобы Велуча танцевала, и она, обняв его за шею, танцевала лучше всех, хотя не слышала ни звука. Всем давно было ясно, что она без ума от своего вечного ремесла, а девушки знали, что ни разу она не потребовала у хозяина судна ни гроша за свои любовные труды.
Как то на Коринфе девушки увидели то, чего слепая Велуча видеть не могла – она поседела.
Все меньше людей приходило в ее каюту на судне. Однажды ее постель оставалась пустой всю ночь, и девушки нашли ее в слезах. Они гладили ее оливковыми веточками по голове и изумились, услышав ее слова – Мой Павле Шелковолосый за все эти годы ни разу не обманул меня, по десять раз за ночь приходил ласкать, ложась рядом. Теперь он больше не приходит. Самый красивый, единственный на свете мужчина меня больше не любит. Он нашел себе другую.
Сказала и бросилась в море.
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Отправить e-mail Посетить сайт автора
Крошка_ру



Зарегистрирован: 29.04.2007
Сообщения: 5000

СообщениеДобавлено: Sun Apr 26, 2009 10:00 am    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Сецессия Богдана-Игоря Антоныча.



Так вот. Слух о нем прошел раньше, чем он появился во Львове. О его эскападах еще в Перемышле, Сяноке и Дрогобыче писал кому-то в письме Бруно Шульц – тот самый, за чьи фрески сейчас спорят Виктор Андреич с Шимоном Пересовичем, – называл Антоныча анфан террибль. В салонах тоже сплетничали, и о ком – о бездомном, карпатском пацане. Как хорошо написал о нем Андрухович – следы присутствия Антоныча следовало бы искать в том тайном клубе, где Бодлер обкуривается опиумом, Георге галлюцинирует прекрасными юношами, Рембо выблевывает собственную преждевременность. Тракль вдыхает с бинта головокружительно-терпкий эфир, а Джим Моррисон жадно и неосмотрительно впускает внутрь себя свою индианскую смерть…

И Вийон, Вийон…..

А дальше – полный кавардак в воспоминаниях. Приличные преподаватели универа вспоминали о некоем идеальном студенте. Невеста-недотрога из приличной семьи – о предупредительном женихе, проживавшем у тети. А он жил на квартире вдовицы какого-то унтер-офицера, относился к ней с нежностью, во время болезней подавал сливки в постель, играл ей на скрипке, скрашивал последние всполохи бабьего лета)

Шлялся с друзьями по винным погребам и улицам, дешевое вино, кинотеатры. Он вспыхивал как спичка от случайного хамства работяги в соседнем кресле. Садился в первом ряду из-за слабого зрения. Атмосфера межвоенного времени, довоенного польского Львова. Klimaty, wiecie..... В борделях брал на время шлюх и читал им стихи, покупал конфеты (по теперешнему – чупа-чупсы) и убаюкивал– честное слово, мне захотелось пройти по всем этим с детства знакомым улицам именно по его маршрутам, это с таким же настроением Лем читался, его Высокий замок. Лет тридцать назад группа студентов, рискуя характеристиками и вообще учебой, искала его могилу, вроде нашли.

И у него бывали озарения или видения будущего. Например, кладбище автомобилей, которые тогда были роскошью и редкостью.

А его увлечение звали Фанни. С течением дней и месяцев он находил в ней все новые и новые источники. У нее было двое детей, которых она выгоняла в узкий двор из своей, заставленной искусственными цветами каморки. Ей предлагали стать танцовщицей в ночном клубе, но это предложение показалось ей непристойным. Когда началась их любовь, она перестала принимать всех постоянных гостей, в том числе и местного участкового, человека в околотке не последнего.

При этом вряд-ли они говорили о поэзии. В любом случае, оба они поняли, что эта великая случайность произошла впервые и вряд ли произойдет с кем-нибудь из них еще.

«Когда у тебя свадьба ?» - спросила она в одну из июньских ночей, которые заканчиваются, не начавшись, «вернее, это было днем, потому что она никогда не выгоняла детей на дно двора ночью..»

«Через три с половиной месяца» - ответил он, и наверное тогда в его голове угнездился этот замысел….

Под звуки джазовой пластинки с соло на кларнете Альфонса (Черта) Кайфмана они закрыли окна, двери, и открыли газовый кран.

Теряя сознание – от любви или отравления – они еще услышали грохот выламываемых дверей – это громогласный участковый пытался спасти ее. Она была уже далеко….А его отвезли в больницу, отчаянно клаксоня, и эти звуки тогдашнего города тоже хорошо вписывались в джазовые мелодии тех лет. Неделю он пребывал между – ничем и всем, например. И, пока сочиняли официальные бюллетени про аппендикс, насморк и тд, потому что о его зависимости от малейшего сквознячка «знали даже воробьи», в купальскую ночь он наконец догнал ее.

Во время похорон все, включая невесту, были уверены, что положили в гроб скрипку – Вже Бог кладе мене, як скрипку, до футляра – и немало глаз наблюдало это ритуальное действо - по возвращении с кладбища скрипка ждала всех, зашедших на поминальный «чаек» на Городоцкую.

Его невеста долго и безуспешно искала его рукописи – планомерно выдвигались и задвигались ящики расшатанного письменного стола – незадолго до выноса, смирившись, поддавшись вдруг непонятному – порыву – «тень тюльпана, шелест шторы, полет шмеля» - она вновь бросилась к столу и обнаружила на самом видном месте аккуратно сложенные листы.

Самого Антоныча видели и в толпе похоронной процессии, немного впереди, и потом в разных местах города….
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Отправить e-mail Посетить сайт автора
Крошка_ру



Зарегистрирован: 29.04.2007
Сообщения: 5000

СообщениеДобавлено: Thu Sep 24, 2009 3:55 pm    Заголовок сообщения: Ответить с цитатой

Обещанный Павич о Фердинанде, уже оригинал, не адаптированный)

***


2.

Река, в которую я упал, была холодной, она потащила меня, но я не утонул. Мне казалось, что, наоборот, вода лечит меня, мне казалось, что, плывя день и ночь вниз по течению с заложенными за голову руками, я попадаю во все новые и новые реки, но там, где меня наконец то выбросило на берег, было дикое пустынное место, насколько хватало глаз простирались придунайские болота, и их бороздили отражения пролетающих облаков. Стаи цапель были похожи на движущийся по небу пятнистый ковер. Голод не позволял мне уснуть, но, когда мне удавалось найти что нибудь съедобное, непреодолимый сон не давал мне доесть мою пищу. Из глины и тростника я построил себе шалаш и каждое утро ходил по колено в воде по Дунаю, пытаясь поймать рыбу. От голода я разговаривал сам с собой, а оказавшись там, где река текла быстро, переставал думать и мучился от головокружения, потому что у меня не было сил думать быстро, и в то же время я не мог оторвать взгляд от течения, которое тянуло за собой все, а значит, и мою мысль.
Однажды я поймал крошечную рыбку.
«So etwas!» – подумал я и бросил ее назад в Дунай. Но она не хотела уплывать, а остановилась передо мной и стала слушать меня своими рыбьими ушами, в которых рыбы хранят души своих благодетелей.
– Wie heisst du? – спросил я ее с берега.
– Гаврило, – ответила она из воды.
– Verstehst du Deutsch? – удивился я, засмеялся, и собственный смех показался мне странным, потому что я очень давно его не слышал.
– Also, Gavrilo, wie Archangelus?
– Да, – сказала рыба и предложила исполнить три моих желания.
– Kurz und gut, – сказал я ей тут же, – прежде всего вместо этой хибары я хочу em Haus. Дом, построенный на чистой воде и на вине, такой просторный, что в нем может заблудиться птица, и такой высокий, что в дверь может въехать конь с седоком на спине. Дом и сад со множеством фонтанов и деревьев. И наконец, так как я молод, мне нужна еще и жена, aber nicht zu jung ! He слишком молодая: такая, чтобы изнутри была старше, чем снаружи, чтобы у нее волосы были уложены на ушах, как два клубка змей, а груди были такой величины, чтобы можно было на каждую шапку надеть… И под конец, но на самом деле прежде всего – тебя на ужин. Но не смей являться такой маленькой и неказистой, сначала нагуляй жиру, чтобы было во что вонзить зубы! – So bitte? – закончил я, рыбка ударила хвостиком по Дунаю, и от этого на воде получилось что то вроде дырки. Я плюнул в эту дырку и лег спать. От усталости я сразу уснул и во сне, как все спящие, потерял слух, волосы, разум и память.
Меня разбудила постель, которая вздрагивала от ударов моего сердца. Через высокое окно было видно голубое небо, посыпанное птицами, как пряностями. Я лежал на мягкой кушетке гнедого цвета. Снаружи доносился резкий голос больших ножниц для стрижки растений, который повторял одно и то же слово, откусывая очередной кусок. Передо мной был стол на колесиках, а на нем благоухала рыба, фаршированная птичьей печенкой, над рыбой поднимался пар, и я наконец утолил голод. Я смаковал вино, так же как бесчисленные зеркала в залах смаковали мое движущееся отражение. На мне был синий сюртук с аксельбантами, которые приплясывали под звон моих шпор. Я взял треуголку с перьями и через открытые двери галереи вышел на дневной свет, который как раз сейчас двигался к лесу на другом берегу реки. С ночной стороны простирался парк, где множество зеленых аллей вело к холму, на котором возвышалась ротонда. Я обвел все глазами и понял, что меня окружают прекрасные владения с охотничьими угодьями и что этот дворец и все вокруг принадлежит теперь мне.
Е. М. Kronfeld, К. Kobald и другие историки архитектуры, занимавшиеся этим вопросом и
описавшие его в научной литературе, а также К. Hilscher и A. Eigner единодушно считают, что дворец построен на том месте, где рядом с водопоем на Дунае когда то стоял охотничий домик. Строительство началось по проекту J. В. Fischer'a von Erlach'a, но, когда он умер, его чертежи были похоронены вместе с ним, причем отнюдь не случайно. Не зная, как выйти из затруднительного положения, строительство доверили N. Таcassi, который и достроил здание между 1744 и 1750 годами. К высокой центральной части здания он с двух сторон пристроил два низких крыла, расположив там в западной части дворцовый театр и 1441 комнату. И вот целая армия мебельщиков и обивщиков, часовщиков и музыкантов хлынула в 44 комнаты на втором этаже, чтобы украсить их шелковыми обоями, блестевшими так, будто их лизали улитки, фарфоровыми стенными панно, разрисованными голубыми цветами и птицами на китайский манер, чтобы застелить их коврами и снабдить каминами, на которые поставили целый полк уланов из майолики и соответствующее им количество дам в юбках с кринолинами. С высоких потолков свисали люстры, их свет падал на украшенные интарсией и тисненой кожей стены, а играющие и говорящие часы были расставлены таким образом, что перекликались друг с другом из разных комнат. Зал миллионов был увешан миниатюрами из персидских рукописей XIV и XV веков, а в малом и большом зеркальных залах стояли такие подсвечники, что казалось, свечи сами собой уплывают ввысь, напоминая поросший елями остроконечный остров. Их свет отражался в бесчисленных зеркалах и растворял мрак. Перед дворцом на два километра тянулся парк, окружавший так называемый Прекрасный источник с фонтаном Нептуна и скрытыми в листве статуями. На холме над парком возвышался бельведер, построенный в 1775 году по проекту F. von Hochenberg'a, а в куще деревьев недалеко от дворца располагалась просторная конюшня, где не только размещались кони, но и хранились господские кареты и сани с бубенцами, которые могли вызванивать государственный гимн. Сейчас все это окутывал поднимавшийся с Дуная легкий туман, а я, в длинном сюртуке с разрезом и драгоценными пуговицами на рукавах, медленно спускался с галереи в парк. Я гулял, пока не увидел, что заблудился. День утекал вместе с облаками и водой, а я все не мог понять, где сейчас нахожусь, пока не заметил на небольшом каменном столбике знак Весов. Этот знак подсказал мне, что парк представляет собой огромную карту времен года, лабиринт двенадцати месяцев, следующих друг за другом, и что просто надо найти, в каком дне и месяце ты сейчас находишься, и оттуда двинуться к окончанию года. Год начинался от крыла лестницы, ведущей из дворца в парк, а заканчивался другим крылом той же лестницы. Я, по правде говоря, знал, какой сейчас год (когда я заснул на болоте, тек 1914 й), но не представлял себе, какой день и месяц. И как раз когда я сел отдохнуть на скамейку, вдали послышался женский голос, зовущий кого то по имени. Имя было Фердинанд, и я понял, что оно принадлежит мне. Тут на тропинке появилась женщина в длинном кружевном платье и с зонтом от солнца, имевшим острый, как каблуки ее туфель, конец. Она шла ко мне быстрым шагом, и я заметил, что у нее высокая грудь, а волосы свиты на ушах, как два клубка змей. Я поднялся ей навстречу и воспользовался стеклышком на золотой ручке, которое поднес к глазам.
– София! – воскликнул я радостно, удивляясь про себя тому, что откуда то знаю ее имя. Желая обнять ее, я выпустил из рук стеклышко, но оно не упало, а повисло на шелковом шнурке. Однако София хотела сказать что то важное.
– Мой дорогой принц, – обратилась ко мне молодая женщина, – я едва нашла вас! Мы можем опоздать. До Сараева 28 часов езды…


P. S.
Что случилось с принцессой Софией и принцем Фердинандом через 28 часов в Сараеве, общеизвестно. Так что конец рассказа принадлежит истории и может быть найден в любой энциклопедии в статье «Сараевское покушение». Участник освободительного движения одной оккупированной Австро Венгрией балканской страны – Гаврило Принцип – 28 июня 1914 года, в день святого Вида, убил австро венгерского престолонаследника эрцгерцога Фердинанда и его супругу принцессу Софию во время торжеств, посвященных окончанию маневров австрийских войск, на которых принц присутствовал в качестве верховного инспектора вооруженных сил Австро Венгерской империи в Боснии. Известно, что после этого убийства Австро Венгрия объявила войну Королевству Сербии, что, в свою очередь, привело к Первой мировой войне (1914 – 1918).
Вернуться к началу
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение Отправить e-mail Посетить сайт автора
Показать сообщения:   
Начать новую тему   Ответить на тему    Список форумов ФОРУМ. СТАРАТЕЛЬ. СОМ -> Любимая проза Часовой пояс: GMT + 3
Страница 1 из 1


 
Перейти:  
Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете голосовать в опросах


Powered by phpBB © 2001, 2005 phpBB Group
Русская поддержка phpBB